Максим Аверин: Меня все время жизнь так об асфальт кидала - бух!..

В эфире радио КП актер Максим Аверин рассказал о своих новых ролях в кино.

КП: - Поклонники сильно достают такого популярного актера?

Аверин: - Надо уважать людей. И вообще среди кого ты живешь - надо уважать этих людей. Если к тебе приковано внимание, значит, ты это заслужил. Значит, ты должен нести это достойно. Потому что, конечно же, я не имею права кого-то послать, потому что это нехорошо. Они скажут: ну как же так? Ты же на экране такой, а в жизни ты… Да, бывает иногда, когда… Но я понимаю, что от меня ждут. Поэтому я тут уже не должен по-другому. Моя любимая история, когда ну просто вообще лица на мне не было. Просто очки. Еду. С десятого этажа падаю. И останавливается рядом параллельно машина, из нее выглядывает мужик и говорит: Макс, мистер позитив! У него слезы, а я улыбаюсь, потому что понимаю, что от меня ждут этого. Всё! Условия такие. Что делать. Тот, кто знает, что со мной происходит, тот знает. Это же не обязательно рассказывать. Ну что я сел бы сейчас: у меня так все плохо… Ну зачем? Если вы меня любите, вы же поймете, что со мной что-то там происходит. И поймете, что не надо вот этого сейчас, например. Зачем объяснять? Если надо объяснять, то не надо объяснять.

Ты приходишь ко мне, я понимаю, что нам с тобой есть о чем поговорить. Что мы с тобой можем… мы тысячу лет знакомы, ты уже видел меня в работе, в театре, в кино. Ты знаешь, о чем я могу говорить. А когда ко мне приходят и говорят: а вот скажите, как вы относитесь к политической обстановке? Ну елки-палки… Ну я что, политик, что ли, об этом говорить?

- Как ты относишься к политике?

- Когда мы будем с тобой сидеть на кухне вдвоем, я тебе выскажу свою точку зрения. Надо нести ответственность за то, что ты из телевизора ляпнул. Потому что так много людей, которые так все разбираются в политике, что же мы тогда живем-то так? Не надо, каждый должен заниматься своим делом. В том числе и политик. Политик учился на политика, он получил экономическое образование, он разбирается в законах. Мы с тобой - творцы, мы из другого лагеря, мы не должны. Естественно, своя точка зрения у меня есть. Но я предпочитаю на фоне того общего хора политических голосов, когда мои коллеги стали, увлеклись политикой, мне почему-то очень сразу не хочется быть политиком. Зачем? Нет, либо артист, либо политик.

- Ты делал ряд интервью. Мне понравилось интервью с мужем Гурченко. С Рязановым. Был какой-то трепет даже в этом.

- У нас произошел взаимный теплообмен с Эльдаром Александровичем. Потому что он с удовольствие откликнулся на эту идею. Он сказал: я у артистов много брал интервью, когда вел «Кинопанораму» и авторские программы. Но чтобы артист у меня брал интервью - интересно. И мы встретились. У нас длилась беседа три часа. Эмма Валерьяновна уже на нас грозила пальчиком: ну что вы мучаете его! А мы беседовали обо всем. О детстве его, о жизни, о политике, о том, как. Об артистах мне было очень интересно. Но я артист, я знал, как художника можно зацепить. Не вопросами: расскажите, почему вы разводились со своей первой женой? Мне неинтересно это знать. Потому что мне не интересно это. Это личная жизнь. Мне интересно, как это рождалось. И тут у нас произошел такой взаимообмен очень хороший. Мне с ним безумно понравилось общаться. Ну и, конечно же, когда через несколько дней была премьера на телевидении фильма, он мне позвонил и поздравил с удачей. Это дорогого стоит. Ну что вы! Это так помогает. Я иногда думаю: почему люди, коллеги, старшие товарищи, почему так редко это бывает, когда - а чего, тебе сложно позвонить? Я всегда, когда соприкасаюсь с чем-то талантливым, мне сразу хочется позвонить, поблагодарить за то, что они сделали, за талантливую работу. Я сейчас был потрясен просто, такой отличный цикл программ - «Бабье лето» Сергея Майорова. Я посмотрел, это потрясающий проект, где наши легенды кинематографа, так хорошо, с любовью сделанные программы. И я тут же начал искать, как бы Сереже сказать, что это очень здорово, что это очень талантливо, что это правильно. Я через его редакторов передал. Ну как? Это так приятно ведь бывает, когда о тебе кто-то говорит теплые слова.

- Конечно, я понимаю. Я всегда к этому призываю. Я тебе говорила, что нужно добрые слова всегда говорить людям при жизни. И максимально говорить, и не стесняться этого. Иногда скажешь что-то такое хорошее коллеге или актеру позвонишь, или эсэмэску напишешь. «Что за фонтан эмоций?» - однажды я услышала. Но почему нет? Правильнее потом писать добрые слова на венках?

- Это у нас вообще особенность. У нас человека сначала укатают. У нас очень любят похороны. Это у нас вообще удивительная в этом смысле страна. Некрологи мы обожаем писать. А вот оду таланту почему-то не очень любим делать. Ну ничего.

- Давай поговорим о театре. Ты, когда учился в «Щуке», у тебя были какие-то свои мечты и какие-то свои мысли о своей жизни? Ты видел свою жизнь в искусстве, в творчестве? Она сейчас складывается так, как ты хотел? Это, может, пафосно звучит, но все равно это интересно. То, о чем ты мечтал, складывается, как ты хотел?

- Во-первых, я никогда так особо не жил: ой, я вырасту… Нет, меня все время жизнь так об асфальт кидала - бух! Это было неким воспитанием. Потому что, когда я спустился с Калининского проспекта в переулок Николопесковский и увидел, как там стоят тысячи, тысячи… Я-то рос, можно сказать, в оранжерее, в обожании таком в детстве. И я думал, что я такой индивидуальный, таких нет больше. И вдруг я спускаюсь и вижу миллионы этих молодых мальчиков и девочек, которые тоже так же пришли из своего колумбария детства.

- Не было такого момента, чтобы уйти и не поступить…

- Нет, такого не было. Не было никогда. Потому что я знал всегда, что буду артистом. Это воспитание себя. Ага, вот их много, значит я должен что-то сделать такое, чтобы меня выбрали и сказали: да, он достоин.

- Ты в «Сатириконе» сколько лет?

- Я сегодня открыл 16-й театральный сезон.

- Ты когда-то говорил: 10 лет я в «Сатириконе».

- Мы с тобой давно знакомы. Скоро ты придешь ко мне, скажешь: Максим, какой сезон? Не помню я! Давно это было! Как вчера. Мне кажется, я сегодня пришел, блин, шестнадцатый год. Чего такое? Совершеннолетие? Как это? Подождите, я еще молодой, подающий надежды. Боже мой! Это вообще такое интересное состояние. Когда первые годы - они как-то так бегут, бегут. Потом десять лет, сейчас шестнадцать. Что-то в этом есть. Но это так еще мало! Я помню, когда я пришел, спросил одну актрису: а вы сколько лет в театре работаете? Она говорит? 16 лет. Боже, как это много! Боже, какая зрелость творческая! А сейчас я понимаю: ничего, я юноша в профессии. Несмотря на то, что я много работаю и много чего уже сыграл, но мне кажется, я еще ничего не сделал. Вообще ничего. Сейчас только вхожу в пору. Сегодня даже на репетиции проходим спектакль. Думаю: блин, я в очень хорошей форме. Прямо чувствую, когда ты можешь себя оценить и сказать: да, ты готов. Не то, что ты говоришь: как я хорошо играю! А оценить свою возможность. Что ты сейчас готов к какому-то новому витку в профессии. Потому что я, естественно, понимаю, что мой внутренний мир и мой багаж внутренний с фасадом как-то стали меняться, надо переходить в новую форму. Я учился и был уверен, что я абсолютно соответствую вахтанговской школе. Но там, где ты находишься в грезах профессии, там же и другая история. Там люди совершенно по-другому. Они же меня не взяли не потому, что я нехороший. А потому что так надо было. Я же не знал этого. Я же не понимал тогда, что, оказывается, что такое вот это - инженерия закулисья.

- А что это такое?

- Ну как? Есть производство. Это такое же производство, как и любое другое учреждение. Я имею в виду, за кулисами. Есть план театра, есть штат театра, есть свои интриги, свои - нравится, не нравится. Это как и в любом другом учреждению. Как и в вашей передаче. Как и в любой газете, в любой больнице. Есть свое производство, где ты либо вписываешься в этот план, либо нет. Не захотели меня взять. Ну и ладно, ну и пошел дальше. А тут захотели взять. Взяли. И все. И тишина на несколько лет. Но я понимал, я всегда знал, что шанс человеку дают обязательно. Надо его просто увидеть, услышать и быть к нему готовым. Да, многие не выдерживают, многие… Мне странно, когда человек говорит: вы знаете, я пойду, потому что я хочу быть звездой. Есть такие молодые артисты, которые говорят: я хочу быть звездой, поэтому я пойду сниматься в кино. Ну и иди. И чего? И ничего. А театр - это воспитание, это дисциплина, это рост профессиональный актерский. Это багаж. Потому что в кино, особенно в нашем, тебя используют уже, что называется, по накатанной. То, что ты уже приобрел в театре, ты и отдаешь. Потому что лабораторий в кино уже мало осталось. Мало кто себе позволяет лабораторить, что-то новое открывать. Есть, конечно, слава богу, но мало.

- Играя на сцене, бывает такое, что ты ощущаешь в зале настроение людей… Какая-то политическая ситуация, в стране что-то произошло, в стране произошла какая-то… Это передается?

- Вообще даже тот же «Макбет» когда мы играли, там что-то произошло, но как-то очень мы вдруг поняли, как остро звучит спектакль. Именно то, что какое-то новое политическое веяние было, и спектакль вдруг заново так… Ну ничего себе, как в точку прямо попадает. Должно быть все ярко, остро. Потому что мне кажется, что такое ровное плавание не по мне. А чего, жизнь одна. И вот ее тратить на плохое настроение, на непорядочных людей - скучно, жалко жизнь тратить на это. Хочется яркого, светлого, хорошего, интересного.

Фото: Евгения ГУСЕВА